14 марта 2018

Почему на смену градостроительству приходит пространственное развитие

Что нужно сделать, чтобы российские города и поселки стали комфортными для проживания, какие населенные пункты могут служить примером для остальных, почему пространственным развитием должны заниматься сразу несколько ведомств и для чего нужно продлевать программу расселения ветхого жилья? На эти вопросы на круглом столе «Известий» ответили архитекторы и урбанисты.

Такие разные ландшафты

«Известия»: В послании Федеральному собранию президент Владимир Путин предложил развернуть масштабную программу пространственного развития России. Что именно стоит за термином «пространственное развитие»?

Дмитрий Наринский, вице-президент Союза архитекторов России, главный архитектор Центра планирования и проектирования инфраструктуры и городской среды НИУ ВШЭ, профессор Высшей школы урбанистики им. А. А. Высоковского НИУ ВШЭ: Может быть, впервые за много десятилетий руководство страны отошло от привычного термина «градостроительство» и использовало другую модель – «пространственное развитие», что в корне отлично от предыдущего подхода.

«Известия»: Получается, что в построении комфортного пространства должны быть задействованы не только архитекторы и строители, но и масса других специалистов?

Дмитрий Наринский: Да. Я надеюсь, что когда-нибудь эта сфера деятельности приобретет самостоятельную профессию. У нас есть профессия градостроителя, которая неадекватна международным тенденциям. Градостроительство у нас воспринимается как раздел архитектурной деятельности, и так во всех документах написано. А в мире это совершенно отдельная, не связанная с архитектурой, и тем более со строительством, профессия.

Наталья Трунова, руководитель направления «Пространственное развитие» Центра стратегических разработок (ЦСР): Когда город идет за производством, это индустриальный тип освоения пространства. Такая система городского расселения была развернута в советское время. Наши сегодняшние проблемы с моногородами — это последствия подобной логики. Сейчас в развитых странах не разворачивают новые городские пространства за производственными функциями, а обустраивают места, где людям жить комфортно и хорошо. И уже туда приходит деятельность.

«Известия»: То есть моногорода, построенные в советское время, не отвечают никаким современным требованиям? Их надо перестраивать?

Наталья Трунова: Нужно трезво оценить перспективы того или иного города с точки зрения возможности перефункционализации и развития определенных видов деятельности. При этом есть несколько исследований, сделанных в разное время, которые показывают, что ряд моногородов нужно консервировать. Но это очень сложное, требующее тонких инструментов, решение. Сейчас, по данным мониторинга программы обучения руководства моногородов, уже больше 30 процентов обучившихся поменяли место работы.

Советские градостроители, планируя западносибирскую систему расселения, конечно же, думали, что в какой-то момент наиболее удаленные месторождения, «города-скважины», будут осваиваться за счет вахтового метода. Никто не собирался разворачивать там такую мощь. Но уже в советское время планы остались планами, а на месте, по сути, временных населенных пунктов возникли города.

Но когда мы говорим в целом о пространственном развитии (страны, макрорегиона, региона) важно понимать, что мы не должны замыкаться на одном из процессов. Например, процессе урбанизации. Пространственное развитие — это технология сочетания на одной территории экономического, расселенческого, социального, культурного, экологического и пр. ландшафтов. Безусловно, важны приоритеты: в определенной период времени актуализируются определенные слои. Сейчас наиболее актуален экономический и урбанистический ландшафт, так как процессы цифровизации экономики и перехода к новому типу урбанизации — это ключевой вызов для страны. И необходимо заметить, это управленческая технология, не имеющая отношения сугубо к строительной отрасли.

Ярослав Ковальчук, архитектор-урбанист, руководитель мастерской ADEC: Мы наблюдаем очень интересный момент. В России в середине XIX века началась индустриализация, урбанизация, возникали новые города. Этот процесс в целом был завершен в 1970-е годы. Географы и экономисты это зафиксировали, и начались разговоры о переходе к новой модели.

Сам переход случился совсем недавно, когда стало понятно: важен не количественный рост, а качество городской среды. Сейчас сложился общественный консенсус, в том числе на самом высоком уровне пришли к пониманию, что эти приоритеты надо выставить как главные.

При этом вся система предыдущего развития, нормативно-правовой базы, образовательных программ и профессионального деления построена в индустриальной логике. Сейчас нам нужно это переосмыслить, сформулировать, что такое пространственное развитие и чем можно измерить показатели качества среды.

От блокпоста до погоста

«Известия»: Есть понимание, какой должна быть комфортная городская среда?

Ярослав Ковальчук: В мире существуют разные представления об этом. Они зависят от климата, культурных традиций и других местных особенностей. В России сейчас складывается свое понимание комфортной среды.

Дмитрий Наринский: Да, Минстрой этим активно занимается. Но есть один акцент лингвистического характера, за которым стоят большие смыслы. Когда мы начали обсуждение, то заговорили о городах. Для нас привычен этот термин, очень понятный в бытовом плане, но совершенно непонятный в правовом поле.

Когда мы в Якутии стали говорить про городскую среду, они возмутились: почему мы не говорим про сельскую среду? Дело в том, что в русском языке есть специфика, связанная со словом «город». Иногда мы «город» понимаем расширенно. И нам в Якутии пришлось объяснять: «Давайте любой населенный пункт будем приравнивать к городу, любое место проживания людей».

У нас не сложилось единого терминологического понятия по отношению к населенному пункту. Я смотрел справочник, где фиксируется типология населенных пунктов. В России больше 70 типов населенных пунктов! Есть типы населенного пункта — железнодорожная станция, блокпост и карьер, не говоря уже об аулах. Самый интересный тип населенного пункта — это погост. Как там проводить публичные слушания, не очень понятно.

Сегодня «город» мы понимаем достаточно широко и практически приравниваем к нему всю типологию населенных пунктов. Если мы отходим от слова «город» и говорим про пространственное развитие, это интегрирующее понятие, которое включает абсолютно всю территорию, в том числе территорию будущей урбанизации.

Как, например, относиться к арктической зоне? Люди живут локально, это не плотно урбанизированная среда, но мы не можем ее исключить из пространственного развития.

Наталья Трунова: Я бы не стала сводить пространственное развитие страны исключительно к процессу урбанизации. Поскольку в этом случае у нас выпадает много чего другого — например, всё, что касается природных территорий. Пространственное развитие — это управление сочетанием разного типа ландшафтов, баланс между развитием и сохранением. Есть ведь культурный, природный, территориальный ландшафт.  В нашей стране развернута одна из самых больших сетей особых охраняемых природных территорий (ОПТ). Сочетание разнородных напластований, ландшафтов, и есть задача пространственного развития.

Кому осваивать пространство

«Известия»: Существует проект Стратегии пространственного развития страны до 2030 года, разработанный Минэкономразвития. На какой он стадии и какое ведомство в идеале должно заниматься этим вопросом?

Дмитрий Наринский: Это еще не законченный проект.

Наталья Трунова: Но по поручению председателя правительства, которое было дано после Сочинского форума, Минэк должен внести его на согласование 20 марта.

Дмитрий Наринский: Этот срок переносился неоднократно. Что касается разработчика, то он должен быть достаточно универсальным интегратором — это точно не Минстрой. Скорее всего, это и не Минэк, потому что экономические факторы будут единственными или довлеющими.

Наталья Трунова: Кто должен заниматься пространственным развитием, зависит от задачи. В Германии министерство строительства больше занимается urban planning, не стройкой в чистом виде. У них строительство подчинено логике обустройства городов, а пространственным развитием занимается федеральное министерство окружающей среды, охраны природы, строительства и безопасности ядерных реакторов.

Германия — урбанизированная, высокотехнологичная индустриальная страна, но охрану окружающей среды ставит на первое место в пространственном развитии.

В Словении пространственным развитием занимается другое министерство, в большей степени связанное с экономикой и инфраструктурой, поскольку там всё держится на процессе урбанизации и инфраструктурном каркасе. В Польше — те, кто занимается инфраструктурой. У них в большей степени всё завязано на точках активной урбанизации.

«Известия»: Может, стоит объединить несколько ведомств?

Ярослав Ковальчук: В Голландии объединили министерства транспорта, инженерной инфраструктуры, природы и воды. Но Голландия по размеру как Москва, и население там в два раза меньше.

Дмитрий Наринский: На мой взгляд, структура обязательно должна быть надведомственной, потому что одно ведомство не создаст баланс. Вполне возможно, что это должна быть структура при правительстве, не имеющая ведомственного характера.

Наталья Трунова: Эта идея постоянно витает в воздухе. В стране уже несколько раз был заход на Минрегион. Последняя попытка была в 2004 году, которая  закончилась в 2014 году.

Ярослав Ковальчук: Здесь важен вопрос разделения полномочий. Можно говорить о пространственном развитии в масштабах страны, а можно о том, кто должен заниматься этим на уровне регионов или муниципальных образований. Это другая специфика.

Дмитрий Наринский: Да, задачи федерации в смысле пространственного развития отличны от региональных задач. То, чем должна заниматься Российская Федерация на уровне пространственного развития, не тождественно тому, чем занимаются регионы. Поэтому управленческие решения могут разными. Но на федеральном уровне необходим надведомственный или межведомственный принцип. Только мощный интегратор позволит выйти на качественно новые решения.

В поисках идеала

«Известия»: Есть ли в мире города, идеальные с точки зрения пространственного развития?

Наталья Трунова: Сингапур. Это другой мир. Назвать его эталонным, наверное, нельзя, но это вдохновляющее нечто. Какой город можно считать эталонным в нашей стране, сказать сложно.

«Известия»: А какие города в России можно назвать комфортными для проживания?

Наталья Трунова: В рейтингах мировых городов PricewaterhouseCoopers Москва занимает достойные места. Например, в 2017 году она попала в десятку рейтинга «Города возможностей».

Столице России не надо принижать себя с точки зрения комфорта. Конечно, сейчас много снега выпало, ходить неудобно. Но в целом, с учетом наших климатических условий, Москва идет вперед семимильными шагами по сравнению с тем, что было.

«Известия»: Что в Москве можно и нужно делать с точки зрения пространственного развития?

Дмитрий Наринский: В Москве до сих пор не поставлена точка в вопросе, как и насколько интенсивно будут развиваться присоединенные территории. Нужно избежать московского пути развития по агломерации. Механическое присоединение территорий — самый худший сценарий развития.

Наталья Трунова: Москва была не первой. Наши миллионники давно этим грешат.

Дмитрий Наринский: Да, но по сравнению с первоначальными границами столица выросла значительно. Жизнь показала, что интенсивного развития этих территорий не происходит. Пока всё идет по самому худшему варианту: начинают наращиваться кольца, не возникает модели развития многополярного центра.

Ярослав Ковальчук: Мы не знаем, что собой представляет Москва. Я имею в виду не ее административные границы, а моноцентричную агломерацию в терминологии экономической географии. Много раз пытались определить границы реального города (metropolitan area). Каждый раз получался немного иной результат.

Москва — не круглая, это осьминог. Вдоль магистралей идут «щупальца». Ближе к МКАД они сливаются, а при отдалении между ними появляются клинья с менее плотной застройкой и природными территориями. Дальше «щупальца» начинают распадаться на кусочки. Вот такая пространственная структура.

На востоке Москвы развивается промышленность, логистические объекты, на западе — по-другому. Чтобы планировать развитие, нужно сначала изучить существующие тенденции. А потом решать, какие из них нам нравятся и достойны поддержки, а в каких мы видим опасность. Их нужно скорректировать, перенаправить. Может оказаться, что невозможно создать полицентрическую модель города или где-то уже есть зародыши центров, из которых они могут вырасти.

В институте Генплана мы делали проекты планировки «новой Москвы». Я занимался наследием. И мы нашли интересные образования ближе к границе Калужской области, где уже нет сплошной застройки. Там существуют ядра — старинные усадьбы, исторические объекты. К ним тяготеют все остальные объекты: производство, поселки, садовые товарищества и дачные поселки. Эти ядра много веков живут и развиваются, а между ними — зеленые территории. Из этого можно строить идею — как развивать пространство, где находится исторический ландшафт, а где должен остаться природный.

«Известия»: В послании президент привел успешные примеры преобразования городской среды: это Казань, Владивосток и Сочи. Есть ли что-то общее в развитии этих городов?

Наталья Трунова: Во всех трех примерах развитие напрямую связано с федеральным участием. Универсиада в Казани, саммит АТЭС во Владивостоке и Олимпиада в Сочи. Сейчас вот Красноярск готовится к Универсиаде. Полетим на КЭФ, посмотрим, как они готовятся.

К сожалению, чтобы привести в порядок хотя бы какую-то часть города, необходимо федеральное мероприятие, «межпланетный шахматный турнир». При этом мы видим рядом с Сочи Адлер: трубы, полиэтиленовые пакеты. Почувствуйте разницу. Проезжаете Адлер со стыдливо спрятанной за забор жизнью и въезжаете в Имеретинку — опять симпатичные домики. Мы умеем строить, когда точно знаем, что иначе быть беде.

В Казани, кстати, готовились не только к Универсиаде — была еще огромная программа подготовки к 1000-летию города. Там с городской средой работает очень активная команда, есть хорошая местная школа урбанистов, архитекторов.

Во Владивостоке в течение пяти лет все бегали, готовя саммит АТЭС. Обустроили остров Русский, часть центра города. Были сделаны грандиозные вливания. Но чтобы обустроить хотя бы центральную часть Владивостока, нужно вложить в два раза больше.

Ярослав Ковальчук: То, что в Татарстане сейчас переделывают районные центры, — пример успешной практики. Там есть и бюджет, и набор компетенций, и понимание картины будущего, к которой нужно идти.

А недавно я обнаружил еще один удивительный пример — село Яр-Сале на полуострове Ямал. Я не представлял себе, что в России бывают такие села. Там нет модного современного дизайна, но всё необходимое есть: плитка, тротуары, разноцветные домики. Как это возникло, я пока не изучил. Градообразующее предприятие там — оленеводческая ферма. Спонсировала явно не она.

Цена уюта

«Известия»: В советские времена населенные пункты развивались примерно по одному плану. Почему же есть довольно уютные города, а есть пространства, из которых хочется бежать?

Дмитрий Наринский: В СССР существовали сметные коэффициенты на благоустройство в городах, которые сильно разнились в зависимости от республики. Самый высокий коэффициент был в Прибалтике. Они в ЦК КПСС выбили себе коэффициент больше, чем в Москве. Лидеры прибалтийских компартий сказали: «Вы хотите, чтобы мы оставались в Союзе? Дайте нам денег на благоустройство городов».

Наталья Трунова: Плата за лояльность.

Дмитрий Наринский: Да. В Прибалтике коэффициент относительно сметного норматива, мне кажется, был больше 3. В Средней Азии, где благоустройство стоило физически дороже, коэффициент был ниже 1. Там денег не додавали, а пускали их в Прибалтику. Поэтому ходишь по Таллину — прелесть какая-то.

Последнюю советскую награду в сфере градостроительства получили прибалты — по-моему, за микрорайон в Вильнюсе. Именно за тему благоустройства.

«Известия»: Есть ли удачные современные примеры в России?

Наталья Трунова: Есть пример 130-го квартала в Иркутске. В центре города был район с полуразрушенными или разрушенными деревянными домиками. Его выстроили заново.

Дмитрий Наринский: Мне очень нравится проект 130-го квартала. Его делали местные иркутские архитекторы. В Союзе архитекторов он получил Гран-при — «Хрустального Дедала». Единственное «но»: мне кажется, что он уникален, его невозможно повторить.

Наталья Трунова:

В Иркутске на 250 млн бюджетных средств на расселение ветхого и аварийного фонда и благоустройство было привлечено 2,5 млрд внебюджетных рублей. В 130-м квартале стоит крупный торговый объект на 50 тыс. кв. м, который является завершением пешеходной зоны. Архитектурная изюминка проекта сочленяется с очень правильной, инновационной для наших городов организационно-правовой и финансовой схемой.

Мы знаем, как делать и поддерживать такие проекты. Если мы им даем налоговые льготы, резко сокращаются бюджетные расходы. Конечно, всё зависит от масштаба города. Иркутск — все-таки центр миллионной агломерации, где на 1 рубль из бюджета можно привлечь около 5–6 рублей из внебюджетных источников. В этом проекте — 7 рублей. Но таких мест не может быть много, потому что не везде можно втолкнуть крупный объект.

Нужно сформировать поддержку крупных проектов редевелопмента. Возможно, конкурсно. И поставить условие: там не должно быть исключительно жилых построек. Жилые дома не должны занимать больше 40% центра городов. Всё остальное — места приложения труда, сфера обслуживания и  т.д. Это моя профессиональная позиция.

Дмитрий Наринский: Абсолютно согласен.

Наталья Трунова: Заедешь в центр любого миллионника — это же плачевное зрелище! Как можно было довести до такого города? Там нужно расшить институциональные механизмы, чуть-чуть помочь деньгами, прежде всего, на расселение ветхого и аварийного жилья. Была прекрасная программа Минстроя. Она почти выполнена, но проблема не решена. Жилфонд будет ветшать и дальше.

Дайте деньги на расселение и на благоустройство, и миллионники и приближающиеся к ним города со всем остальным справятся сами.

«Известия»: А что делать малым городам?

Наталья Трунова: С ними гораздо сложнее, нужны точечные решения. Где-то должна быть поддержка, связанная с развитием специальных, понятных для них индустрий.

Есть прекрасные примеры. В 30-тысячном городе Гусев в Калининградской области, где расположены производственные мощности международной компании General Satellite, создан технополис, корпоративный университет. А это крошечный 30-тысячный город.

Есть другие города, которые формируют свои стратегии, а не выживают лишь за счет туризма. Понимают, что у них есть конкурентное преимущество, например логистика, и привлекают компании, занимающиеся логистической инфраструктурой.

Дмитрий Наринский: Мы ищем сценарии или рекомендации в логике, в которой сейчас всё существует. А по ней крупные города будут расти, а мелкие чахнуть. Есть программа помощи малым городам и историческим поселениям Минстроя России. Логическим продолжением, которое системно изменит ситуацию, возможно, будут изменения в системе распределения налогов. Нужно сделать так, чтобы в малых городах оставалось больше денег. Сделайте так, чтобы бюджетная обеспеченность в малых городах была сопоставима с бюджетной обеспеченностью в Татарстане, и они начнут оживать. В миллионниках привлечь внебюджетные источники значительно легче, чем в малых городах.

Стимулировать малые города нужно. Быстрых рецептов мы не дадим, но есть опыт территорий опережающего развития. У них определенные финансовые преференции. Большинство ТОРов возникли на сельских территориях, что в мировой практике называется greenfield. Я видел несколько ТОРов на Дальнем Востоке. Мне показалось, что их нужно располагать ближе к малым населенным пунктам, чтобы они служили драйвером развития населенных пунктов.

Надо смотреть, где этот опыт эффективно работает, и предлагать его не только для моногородов, но и для малых городов. Есть разные способы оживить их экономику.

Оригинал